Изоляция по-северному: свобода, тайга и вездеходы

Метеостанция Кепино из всех труднодоступных, наверное, одна из самых-самых. Завезти туда продукты и другие грузы можно только раз в году по твердому весеннему насту.

Экстремальная обыденность

— Ну ты смотри, и бабку с собой взял. Правильно! Чтобы дома потом не пилила. — По узкому зимнику навстречу вездеходу едет рыбак на мотособаке с волокушами, там, закутанная в две куртки, сидит пожилая женщина. Недовольная. Понять можно — снег в лицо.

Со снегом тут, на старом Мезенском тракте, даже весной порядок. Высокие сугробы по обе стороны от путика, охотничьей трассы, вездеход режет, как пирог. Слой светлый, слой потемнее — сразу видно, когда в этих местах была оттепель.

В вездеходе тесно, шумно и жарко, как в танке. Разговаривать получается с трудом.

— Работаем от Сочи до Сабетты: страна большая, дорог с твердым покрытием мало, а мест, куда хочется добраться, — много. Поэтому приходится ездить на специально подготовленной технике, — рассказывает Эдуард Горягин, владелец компании Arctic Way, подменяющий заболевшего водителя. — Я сейчас еду и дорогу ровняю, чтобы была правильная геометрия. Видишь, проваливаемся почти на метр. Зато потом всем удобно будет.

От точки нашего старта до Кепино, где расположена труднодоступная метеостанция, 60 километров. Не дороги, а замерзших болот, ручьев, деревьев, которые не обхватить в одиночку, льда и снега. От Архангельска до Кепино — 120 километров.

Выходить на зимник без напарника не принято. С нами страховкой и компанией едет Сергей, его снегоход давно ушел вперед. Несколько лет назад он заблудился в тайге, вышел к людям через 20 дней. По пути ловил рыбу, сплавлялся на плоту, который связал сам, ел ягоды, сильно похудел. Теперь знает, сколько сохнут спички от человеческого тепла — трое суток. Но в тайгу ходить не перестал.

— Хорошая у нас тут, на Севере, изоляция. Территория заселена мало, добраться сложно, зимы долгие. Экстрим становится частью жизни, обыденностью. Люди, живя друг от друга через 200−300 километров, знают своих «соседей». У каждого свое озеро, свой участок тайги или реки: «это мой, а тот — Петровича».

«Собачники» набили дорогу — зимник очень неровный — волной. В Архангельске большой опыт и традиции строительства и эксплуатации снегоболотоходной техники. Много умельцев, поэтому по пути можно встретить причудливые изобретения. Дороги кончаются в Архангельске, чуть дальше — и только направления.

— Люди едут даже не на рыбалку или охоту, а за впечатлениями и эмоциями. Важен сам процесс: закопаться в грязи, много часов выбираться. Уехать из пластмассово-бетонного мира. От супермаркетов, сотовой связи, телевидения. Мне, наоборот, иногда приходится отдыхать от приключений.

Вездеход поднимает снежную пыль. От зимника в разные стороны бегут следы. Где-то заячьи, где-то зверя покрупнее.

Важная работа в дремучем лесу

Просвет между деревьями появляется неожиданно. Несколько домов, баня и метеоплощадка — вот и вся цивилизация. Работают тут втроем, на месте только начальник станции Максим Гаврильчук и метеоролог Сергей с очень подходящей профессии фамилией — Мороз. Третий сотрудник в отпуске.

— Уехать? Мыслей таких не было, и пока никуда не собираюсь. Работаю тут уже пятый год. — Максим разгружает прицеп вездехода. Новые продукты — долгожданное обновление меню.

Хозяйством на станции занимаются по очереди, дел много: натопить печи, принести воды, приготовить на всех. Работают сутки через двое. Сроки (время снятия показаний с приборов и отправки информации в Архангельск) каждые три часа. Кроме этого есть еще два поста гидрологии: на реках Котуга и Кепина. Там измеряют, сколько воды прибыло, сколько убыло, скорость течения и температуру.

С 1947 года станция не закрывалась ни на день.

— Одиночества здесь нет. — Максим неразговорчив. Наверное, за годы работы в изоляции от лишних слов отвыкаешь. — А для связи интернет есть, рыбаки приезжают, егеря — мы же в Соянском заказнике находимся. Вот и все общение. Нам хватает.

Тишина. Темное небо, не испорченное светом города. Если одеться теплее, прихватив в сенях одного из домов чужую рабочую куртку, устроиться на снегоходе, можно долго рассматривать звезды. Кто-то большой, играя, щедро рассыпал их: от мелкого светящегося песка до крупных узнаваемых созвездий.

Лес вокруг живет. Волки, медведи, лоси, зайцы, белки — все есть. Как-то Максим столкнулся с медведицей и медвежатами. Животные шли по другой стороне реки и человеком не заинтересовались.

В отпуск Максим ездит в родной Новосибирск.

— В городе непривычно шумно. Там все куда-то бегут. Думаешь обычно, что на станцию привезти, списки составляешь. Снабжение у нас раз в год, продукты привезут только следующей весной. А хочется разнообразия. Печенья к чаю, овощей.

По словам Максима, климат меняется: зимы стали теплее, редко бывают морозы, и река долго не встает под лед. Вот и сейчас рыбаки утопили снегоход.

— Человек на станции нужен. У нас работает автоматический метеорологический комплекс, но и за ним нужно следить. Сломается, медведь пришел — оторвал провода — и все. Будем надеяться, что профессия метеоролога не пропадет. И мы будем дальше делать нашу работу в глухих лесах.

Что ты за человек

Свет фонарика выхватывает из темноты детали метеоплощадки — Сергей вышел на срок и снимает показания.

Сергей из династии: мама, папа, старший брат, бабушка, дедушка — метеорологи.

На этой станции начальником была бабушка и позже старший брат. Говорит, что семейную профессию получать не хотел, но так сложилось. В Кепино уже третий год.

— Родители не были против, никто мне не говорил, что «вот, будешь в изоляции жить». Нет, я все равно бы выбрал подобный образ жизни. Человек такой. Я не из тех, кому нужно много людей вокруг. Мне нормально. Сейчас тут еще ничего: гостей много. А бывает, месяцами сидишь и никого нет.

Сергей отправляет данные в Архангельск, когда работает — через интернет, когда нет — по радиосвязи. Сегодня был штормовой ветер 12 м/с с порывами и информацию передавали чаще. Несмотря на компьютер и интернет, все показания кодируются и заносятся в журнал.

— Неразговорчивые мы тут? Это точно. От Макса не устанешь, он в основном молчит. Думал, что я не очень общительный, но по сравнению с Максом — болтун. Еще с нами работает Александр Григорьевич Прилучный. Он как-то склеивает, объединяет всех. Ему нужно общение. А вообще, не все смогут так жить. Я точно знаю тех, кто не смог бы без людей и цивилизации. Кого-то на год хватает, потом уезжают и все, больше не возвращаются. Я много таких историй слышал, особенно про отдаленные станции.

Северные топонимы звучат как музыка: Сояна, Ерюга, Верхняя Кучема, Большая Турья, Котуга, Кепина, Ерна — семужье-нерестовые реки вокруг Кепино. Смотришь на карте: зеленая с прожилками рек территория, где человек скорее исключение.

Сергей стоит на коленях над термометрами. Иногда гости называют их градусниками — метеорологов это и веселит, и расстраивает. Можно представить, что все метеорологи мира делают сейчас что-то подобное. Узнают температуру воздуха и почвы, силу и направление ветра, измеряют количество осадков и давление, высоту облаков. И потом одновременно отправляют данные в свои управления.

— Я вообще за автоматизацию. При развитии технологий можно было бы многое автоматизировать. Но внедрять постепенно, под наблюдением специалистов.

Рыбаки попросили увезти в город утопленный снегоход, грузят его на прицеп. На отдаленных территориях принято друг на друга полагаться. Предлагают деньги, хозяин вездехода не берет.

Еще несколько часов, и станция снова опустеет, уедут все гости. Сергей наблюдает за нашими сборами.

— Меняет ли человека жизнь здесь? Смотря что за человек.

Домой

— Северные люди такие — никогда на месте не сидели. Это же потребность — уехать. Поэтому и территории такие обширные: люди все время куда-то двигались. — Эдуард устраивает нас в вездеходе, обратно с нами едут специалисты Севгидромета, которые ремонтировали оборудование на станции. — Врожденное любопытство: что там за соседним холмом?

За соседним холмом оказывается ручей. Нас сносит с набитой буранами дороги. Вездеход ложится набок. Летят мелкие незакрепленные предметы, с моей стороны видно только снег и воду.

Девять часов мы будем выбираться из ловушки. Получим те самые эмоции, за которыми многие и едут на такие территории.

Проблемы на зимнике не редкость. «В тундре на «Триколе» однажды сломалась коробка передач. Бывало, и по двое суток сидели, не могли вытащить вездеход. Повезло и нашли избу в нескольких километрах. На третьи сутки нас вытащили».

Для Эдуарда все началось с хобби. Нужно было доехать туда, где нет дорог. Первым был шведский вездеход Hagglunds BV-206. «Теперь мы восстанавливаем технику, она выпущена еще в 80-х годах прошлого века. Даем ей вторую жизнь. Меняем двигатели и коробки на более современные, изготавливаем детали».

— Обращаются с разными предложениями, например, для экспедиции на Ямале мы пробили маршрут, оставили топливо на определенных точках. Вернулись и уже сопровождали группу. Было десять квадроциклов и два вездехода. Мы работали в Сочи на строительстве объектов для Олимпиады, возили стройматериалы и мусор. На фуникулере это было бы дороже. В Карачаево-Черкесии работали в Теберде, пробивали новые маршруты для фрирайдеров. Всю Карелию прошли: от Мурманской области до Ленинградской. Обследовали высоковольтные линии. На Ямале обеспечивали прокладку оптоволокна.

По словам Эдуарда, бывают и странные пожелания от заказчиков, один раз на Ямале везли кинопроектор с экраном, чтобы вечером смотреть фильмы, и унитаз. Несмотря на ограничения по количеству груза, заказчик наотрез отказался оставлять именно эти вещи.

Над зимником звездное небо — совсем низко. Кажется, что все происходящее в мире очень далеко. И не важно.

— Как только русский человек начнет бросать свои земли, ставить автоматы вместо маяков и метеостанций, оставлять деревни и города — «груманты» будут превращаться в «шпицбергены».

А пока из-за сложной логистики, отсутствия дорог Север сохраняет свою уникальность. И надо его не подвести.

Вера Костамо. https://tass.ru/