9 марта 2021 года на 73-м году жизни покинула земные пределы удивительная, неповторимая женщина, директор Каменской восьмилетней школы Личутина Любовь Васильевна.
Я мало встречала людей, подобных ей. Это была весьма колоритная личность — к ней всегда относились с любовью и уважением. Несмотря на то, что выросла она в рабочем посёлке Каменка в семье слесаря-лесопильщика, до конца дней Любовь Васильевна оставалась настоящей дамой, к которой никому бы в голову не пришло обратиться «старушка» или «бабуля».
Было в ней что-то аристократическое: большое чувство собственного достоинства, прямая фигура, важная поступь, проницательный взгляд, изысканные манеры, затейливые наряды. Рядом с ней и вокруг всегда был кто-нибудь, с кем она чинно разговаривала. Никогда не могла пройти мимо, не остановившись и не расспросив о семье и о работе. Прожив активную, деятельную жизнь, даже будучи пенсионеркой, она принимала участие в чужих судьбах, стараясь выслушать, успокоить, помочь советом, мудрым словом.
Л.В.Личутина вошла в мою жизнь, когда мне было 18 лет. Стоял декабрь 1990 года. Она позвонила нам домой и предложила мне, вчерашней школьнице, после зимних каникул выйти на работу в возглавляемую ею школу в качестве учителя начальных классов. Так с подачи Любови Васильевны перевернулась вся моя жизнь. Я пришла в залитый солнцем кабинет на втором этаже волшебной восьмилетки и осталась в школьных стенах навсегда. Пришла, правда, как продолжатель династии учителей в третьем поколении, но без образования и опыта. Взращивала же меня, формировала, помогала приобрести индивидуальность именно Любовь Васильевна, «мама Люба», как звали её за глаза.
Фигура масштабная и почитаемая, мать и бабушка, артистка народного театра и депутат, она казалась нам тогда очень строгой. И действительно, она была далека от всякого рода сантиментов: от её посещения наших уроков, проверки тетрадей, планов и дневников бросало в дрожь. Подчас мы, начинающие, боялись её панически и не знали, как оправдать свою нерасторопность или недогляд. Однако это не мешало нам восхищаться её удивительными талантами и поступками и тихо обожать.
Для восьмилетней школы Любовь Васильевна являлась той самой «mater familia», центром гравитации нашей школьной галактики, вокруг которого вращались планетами, спутниками коллеги и сослуживцы, ученики и родители, выпускники и друзья. Она организовывала и упорядочивала всю эту толпу одним фактом своего присутствия. И каждый находил подле неё то, что искал. Кто-то – вдохновение, кто-то – совет, кто-то — заботу, а кто-то – внушение.
Её день начинался с того, что она, величаво шествуя, делала обход своих владений, учтиво здороваясь со всякой проносящейся мелюзгой. Останавливала неуёмных в беге или перебранке, окидывала взглядом, давала негромкое наставление, поправляла рубашку или воротничок. Заходя в кабинеты, обводила глазами полы, доски, мебель, стены — делала необходимые замечания или приводила в порядок сама. Затем производила осмотр батарей отопления — это была её вечная головная боль: на нижнем этаже бывало очень холодно, полы требовали ремонта, поэтому в морозы учились только на втором этаже.
Любовь Васильевна заботилась о том, чтобы в школе было красиво, уютно, чисто и радостно. Ежедневно в столовой вывешивалось меню (а в Неделю юмора обязательно остроумное). На столах расстилались скатерти, выдавались вилки и чайные ложки, прививали даже культуру пользования салфетками. Сама директор стояла в дверях столовой и проверяла чистоту рук. Она следила за тем, чтобы дети соблюдали «застольный этикет»: сидели прямо, не клали локти на стол, не толкались. Могла выгнать из столовой того, кто нарушал правила настолько, что не мог уже остаться безнаказанным.
В восьмилетней школе старались накормить всех, чьи семьи в лихие девяностые оказались в безвыходном положении. Л.В.Личутина брала под свою ответственность по две смены летнего лагеря, а в последнее десятилетие открывала лагеря в осенние, зимние и весенние каникулы, дабы подкормить ребятишек — всех, с первого по девятый класс. Причём летом сама следила за тем, чтобы отрядные воспитатели были инициативны и не просто сопровождали ребят, а организовывали каждый день новые, интересные мероприятия.
Нужно сказать, что кадры в восьмилетке, даже технический персонал, были постоянны. Любовь Васильевна дорожила людьми, поддерживала своих работников, ценила и опекала их, помогала, чем могла. Помнится, она собирала техперсонал у себя в кабинете и беседовала с ними, выслушивая каждого. Она не раз хвалила их при всей школе за преданность и трудолюбие, обращая внимание на их вклад в общее дело. Личутина делала внушение озорникам, не уважающим труд техничек, могла даже объявить экстренный сбор всей школы в рекреации, если случай был вопиющий. И школа, затаив дыхание, внимала своему директору, а провинившиеся получали важный урок. Говорила она без микрофона, но не выносила, когда её перебивают: «Меня все слышат?» — взывал её голос, и устанавливалась священная тишина.
По её инициативе мы собирали ветошь для мытья полов, устраивали складчину, чтобы помочь тем работникам, которые в период задержки зарплат находились в стеснённых обстоятельствах. Директор договаривалась с водителями автомашин, направляющимися в Архангельск, чтобы они коллегам домой по доступным ценам привезли муку, сахарный песок, макароны, консервы.
Вообще нам, молодым, сказочно повезло начинать в восьмилетке: нас окружили заботой и держали до поры до времени под своим крылом те, кто по возрасту годился в отцы и матери. Когда в посёлке не было ни электричества, ни зарплаты, ни продуктов, наши великие наставники учили нас уму-разуму, как выжить и сохранить семьи (к примеру, испечь печенье из огуречного рассола или сделать именинный торт из чайной заварки).
Любовь Васильевна строго-настрого возбраняла выставлять нерадивых учеников за дверь: «Они пришли в школу учиться! Мы обязаны учить всех без разбора! Нет их — не надо и вас!», — гремела она.
Ей нравилось всё новое и необычное. Стоило выдвинуть какую-нибудь оригинальную, на первый взгляд, безрассудную идею, она никогда не отвергала её с хода, не уничтожала одним росчерком пера, а говорила: «Надо подумать, что тут можно сделать!». И оставалась надежда, шанс сагитировать её.
Она по-доброму, белой завистью завидовала нашей молодости, говоря, что «время молодое — время золотое», «молодость преград не знает». Поэтому и подталкивала учиться дальше, подбивала на участие во всяких конкурсах и проектах. И продвигала своих. Создавала условия. Хвалила. Мне, начинающей, прошедшей при ней первые 15 лет своего трудового пути, не раз довелось слышать её коронную фразу: «Благодарю за службу!». Это была первостатейная похвала! Любовь Васильевна никогда не оставалась равнодушной к нашим успехам и неудачам, обязательно интересовалась подробностями. Ей до всего, что касалось её школы, было дело.
А как она боролась за сохранение традиций внутри коллектива! Собрать всех за праздничным столом, пригласить ветеранов, сфотографироваться вместе, сходить в поход. Если среди нас бывал именинник, Личутина сплачивала всех в хороводе, запевала «Каравай», предлагала вручать подарки и призывала всех испить чаю с именинным пирогом. У меня в доме как ценные реликвии хранятся дары, преподнесённые моим руководителем в честь грандиозных побед или событий, и я чувствую, что они были предназначены именно мне.
Л.В. Личутина была руководителем-новатором: при ней в школе ввели раннее компьютерное обучение, иностранный язык с младших классов, учредили филиал районной школы искусств. В то время, когда в домах не было электричества, она притягивала ребят с улицы, открывая студии, кружки и секции.
Будучи словесником, Любовь Васильевна понимала, что без занятий литературой не вырастишь личность. Поэтому она неизменно курировала работу школьной библиотеки, присматривала за состоянием книжного фонда и поддерживала все начинания, направленные на работу с книгой. Видеть увлечённую книгой детвору для неё было в радость — и дети в школе читали.
Любовь Васильевна обладала удивительным даром слова, любила и умела говорить. Заглянув в класс, она подчас забывала про время и, обращаясь к ребятам, рассказывала им о чём-то, убеждала так, что её повествование захватывало всех и заставляло задуматься. Даже взрослые отцы и деды, именитые гости смотрели на неё с откровенным мальчишеским восторгом. Она зажигала зал, заряжала публику своим сумасшедшим темпераментом. Во время самобытных школьных праздников и ярких событий переодевалась в парики и карнавальные костюмы, просматривала сценарии и подбирала аккомпанемент, пела в хоре и играла в спектаклях, и того же требовала от нас.
С течением времени понимаешь, что Любовь Васильевна Личутина, наш незабвенный наставник, относится к породе людей, о которых с годами вспоминаешь всё чаще и скучаешь всё больше. И сердце при мысли о ней сжимается каждый раз со свежей, щемящей болью. Успокаивает только чувство благодарности за то, с каким удивительным, настоящим человеком свела нас судьба. После вечного упокоения появляется потребность тихо и вдумчиво размышлять и говорить о ней, неуловимыми движениями перенося нечто драгоценное из её личности в свою.
Ирина Мартюшова.
